Последние два десятилетия характеризуются резким возрастанием интереса к категории юридической фикции: этому приему юридической техники посвящается большое количество научных статей, монографии, диссертационные работы. Пришло четкое осознание того, что юридическая фикция представляет собой межотраслевой объект исследований, и достижения отдельных отраслей права, отражающие как позитивные, так и негативные проявления данного феномена, должны анализироваться теорией права и критически осмысливаться. Пока этот процесс далек от завершения. В классическом понимании фикция рассматривается как прием юридической техники, с помощью которого несуществующее считается существующим и наоборот, что имеет определенное юридическое значение. Тем не менее, вопрос о понятии и признаках юридической фикции как приема юридической техники остается дискуссионным, что неудивительно, поскольку исследователи вкладывают в это понятие различный смысл. В научной литературе чаще всего называют следующие признаки юридической фикции.

1. Ложность (условность). Ложь (обман), как отмечает известный психолог П. Экман, «… намеренное введение в заблуждение другого человека» [1, с. 27]. Обман – широкое понятие, включающее в себя не только представление ложных информации, но и факт умолчания об истине либо замалчивание некоторых сведений. Факты искажения, безусловно, должны носить умышленный характер (речь идет о прямом либо косвенном умысле).

Вопрос о соотношении фикции и лжи прямо или косвенно затрагивался некоторыми учеными-юристами. В целом в науке можно выделить два подхода к решению проблемы ложности (условности) юридической фикции.

В основе первого подхода лежит тезис об истинности как неотъемлемом свойстве норм права. Сторонники второго подхода отрицают возможность применения к правовым нормам критериев «истина» или «ложь», поскольку правовые нормы не отражают действительность, а фиксируют должное, т.е. правовая норма рассматривается инструмент активного воздействия на реальность. Следует согласиться с Р.К. Лотфуллиным в том, что норма права так или иначе основывается на окружающей действительности, и закрепляет не только то, что должно быть, но и то, что уже есть [2, с. 51-52]. В тех случаях, когда законодатель устанавливает фиктивное положение, он намеренно искажает действительность, но заведомо ложные положения, получая отражение в правовых нормах, приобретают характер условной истины, поскольку нормы права общеобязательны[3, с. 48]. Потому некорректно утверждение В.И. Каминской о том, что «ложь юридической фикции, несмотря на ее очевидность, не проникает в ее содержание, она относится лишь к ее оболочке» [3, с. 48]. Ложность юридической фикции заключается в ее содержании.

Следует отметить, что как у законодателя, так и у исследователей, которые занимаются проблемой юридических фикций, встречаются сложности в определении того, противоречит ли определенное положение окружающей действительности. Так, в ст. 739 ГК Франции говорится о том, что «представление есть законная фикция, действие которой заключается в том, что представители вступают на место, в степень и права представляемого» [4, с. 453]. В то же время некоторые авторы считают, что никакой фикции здесь не усматривается, поскольку представитель не отождествляется с представляемым, а остается представителем его интересов, и в этом нет никакого противоречия реальной действительности.

Е.А. Джазоян и О.А. Курсова отмечают, что правовое решение, сформулированное в виде фикции, конструируется в основном при помощи абстракции отождествления либо идеализации (разновидности категориальной абстракции) [5, с. 12; 6, с. 13-14]. Не все авторы разделяют такую позицию. Так, Р.К. Лотфуллин пишет, что отнесение к юридическим фикциям абстрактных конструкций и категорий права является ошибочным. Корни этой проблемы кроются в том, что слово «фикция» переводится как «вымысел». Безусловно, всякая фикция является вымыслом, но не всякий вымысел следует признавать фикцией. Абстрактные объекты, представляя собой своего рода вымысел, продукт сознания человека, обладают в отличие от материальных объектов идеальным бытием. Их нельзя относить к юридическим фикциям, что, собственно, римские юристы никогда и не делали [2, с. 188-189]. Иной подход к смыслу понятия юридической фикции приводит к появлению в науке таких определений: «Юридической фикцией принято именовать объект, реально не существующий в материальном мире, однако принимаемый всеми за реально существующий, в силу Закона, и устанавливаемый Законом в целях создания удобств в сфере юриспруденции» [7, с. 23]. Полагаем, высказанное замечание справедливо, хотя в юридической литературе по-прежнему очень часто встречаются примеры абстрактных объектов, которые якобы иллюстрируют случаи применения юридических фикций. Так, диссертация О. В. Танимова ими изобилует: автор утверждает, что такие категории, как «информация», «информационный ресурс», «право на доступ к информации», «электронный документ», «электронная цифровая подпись» и т.п. сконструированы как юридические фикции [8, с. 9-12].

Считаем, что юридическая фикция характеризуется относительной ложностью. Это означает, что, как правило, в фикции заложено противоречие реальной действительности. Тем не менее, ряд фикций направлен на устранение невосполнимой неизвестности. Так, согласно п. 3 ст. 45 Гражданского кодекса Российской Федерации, «Днем смерти гражданина, объявленного умершим, считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим». Если рассмотреть данное положение на предмет соотношения с реальностью, то следует отметить, что вряд ли данный гражданин умер именно в тот день, когда вступило в силу решение суда. С другой стороны, ничтожно малая вероятность того, что смерть произошла в указанную дату, сохраняется.

2. Юридическая неопровержимость. Речь идет именно о юридической неопровержимости, так как, к примеру, можно фактически опровергнуть фикцию об одновременной смерти лиц, умерших в один и тот же день, представив суду письменные доказательства – свидетельства о смерти, но это не повлечет никаких юридических последствий. По мнению О.А. Курсовой [6, с. 45] и Р.К. Лотфуллина [2, с. 56, 64], встречаются такие фикции, которые все же могут быть опровергнуты юридически. Так, в п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 октября 1998г. № 13/14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» говорится: «При расчете подлежащих уплате годовых процентов по ставке рефинансирования Центрального банка Российской Федерации число дней в году (месяце) принимается равным соответственно 360 и 30 дням, если иное не установлено соглашением сторон, обязательными для сторон правилами, а также обычаями делового оборота» [9, с. 7]. Речь идет, впрочем, не об опровержении фикции, а о том, что сторонами могут быть установлены иные правила, которые будут применяться вместо содержащего фикцию положения.

Некоторые ученые предлагают говорить не о неопровержимости юридической фикции, а об ее неоспоримости. Как отмечает И.Л. Ишигилов, юридическая фикция может быть опровергнута, но не может иметь в основе какой-либо спор. Да и, собственно, оспаривать фикцию нет необходимости, ведь правотворческий орган специально применяет такой прием юридической техники. В качестве примера того, что юридическая фикция может быть опровергнута, автор приводит уже упоминавшуюся ст. 46 ГК РФ (последствия явки лица, объявленного умершим). Как утверждает И.Л. Ишигилов,  в данном случае мы имеем дело с опровержением, которое не имеет в своей основе спор -  это прямо предусмотрено в ГК РФ (гл. 30), который гласит, что данное дело рассматривается в порядке особого производства, а не искового, которое предполагает существование спорных правоотношений [10, с. 5-9]. Речь идет о презумпции, а не о фикции. Спора о праве в данной ситуации действительно нет – в порядке особого производства устанавливается факт, имеющий юридическое значение – то, что данное лицо живо.

3. Универсальность. Этот признак означает, что юридические фикции распространены во всех отраслях права, во всех правовых системах современности и их бытие не ограничено историческими рамками [8, с. 63-65; 11]. Как справедливо отмечают И.Л. Ишигилов и Р.К. Лотфуллин, этот признак не является специфическим для юридической фикции. То же самое можно сказать и о других средствах юридической техники – о принципах права, презумпциях, аксиомах и т.д. [10, с. 5-9; 2, с. 62].

4. Способность юридических фикций вызывать друг друга. Этот признак свойственен далеко не всем юридическим фикциям. О.В. Танимов, приводя примеры, иллюстрирующие высказанное им суждение, указывает, что в результате усыновления ребенка могут быть изменены место и дата его рождения. Но здесь нет двух фикций, которые вызывали бы друг друга. В усыновлении фикция не усматривается, поскольку усыновитель и усыновленный не считаются кровными родственниками, а лишь приравниваются к ним. Изменение даты и места рождения ребенка по своей сути фиктивны, но они не вытекают из усыновления с необходимостью. То же самое касается приведенных автором примеров появления электронного документа и следующей за ним электронной цифровой подписи [12, с. 11]. Здесь вообще нельзя сказать, что речь идет о фикции. Абстрактные (идеальные) объекты нельзя считать фикцией.

Аналогичные выводы можно сделать, проанализировав следующий пример. Согласно ч. 2 п. 3 ст. 192 ГК РФ срок, определенный в полмесяца, рассматривается как срок, исчисляемый днями, и считается равным 15 дням. Исходя из этой фикции, в п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 октября 1998 г. № 13/14, как уже упоминалось, установлено, что при расчете подлежащих уплате годовых процентов по ставке рефинансирования Центрального банка РФ число дней в году (месяце) принимается равным соответственно 360 и 30 дням, если иное не установлено соглашением сторон, обязательными для сторон правилами, и также обычаями делового оборота. Но ничто не мешает законодателю установить продолжительность года в 365 дней, что и было сделано в ч. 9 ст. 369 Гражданского кодекса Республики Азербайджан, согласно которой если срок устанавливается месяцами или годами и если определяется таким образом, что нет необходимости для их одновременного истечения, тогда месяц исчисляется в 30 дней, а год в 365 дней. При этом в соответствии с ч. 4 ст. 369 Гражданского кодекса Республики Азербайджан срок, определенный в полмесяца, рассматривается как срок, исчисляемый днями, и равняется 15 дням [13, с. 245].

Таким образом, юридические фикции в большинстве случаев существуют автономно, так как каждая юридическая фикция предусматривается для конкретного случая. Как правило, появление юридической фикции вызывается не другой юридической фикцией, а необходимостью регулирования определенных общественных отношений.

5. Цель применения юридической фикции, указание на которую иногда встречается в определении ее понятия. При этом авторы называют различные цели применения юридических фикций. Так, Е.А. Джазоян выделяет следующие цели, которые преследуются при применении фикции как технико-юридического приема: 1) приравнивание (распространение правового режима); 2) совершенствование структуры фактических составов; 3) изменение имущественно-правового положения лица; 4) признание несуществующего существующим и наоборот; 5) искусственное конструирование субъекта гражданского права [5, с. 8]. По мнению И. М. Зайцева, практическое значение процессуальных фикций предопределено их воздействием на судопроизводство [14, с. 36]. В. Б. Исаков говорит о том, что юридическая фикция позволяет упростить структуру фактического состава, и способствует экономии в правовом регулировании общественных отношений [15, с. 72]. О. А. Курсова утверждает, что юридическая фикция имеет способность преодолевать неопределенность в правовом регулировании, выполняя функции недостающего юридического факта [6, с. 14]. Е. А. Нахова особо выделяет доктринальные фикции, с помощью которых формируются юридические категории [16, с. 20].

Таким образом, даже из приведенных примеров видно, что цели применения фикций крайне разнообразны и зависят от многих факторов – разновидности фикции, задач, решаемых субъектом, применяющим  фикцию и т.п. К тому же цели, преследуемые при применении приема фикций, порой могут достигаться и с помощью других средств юридической техники, например, аналогии. Следовательно, вряд ли целесообразно вводить цель применения юридической фикции в определение ее понятия.

6. Формальность и категоричность [5, с. 12]. Иногда также говорят об императивности фикций, их общеобязательности [6, с. 12-14]. Эти признаки фикций вытекают из предыдущих. Поскольку фикция является приемом юридической техники, и, в частности, с ее помощью конструируются правовые нормы, фикция не может не испытывать на себе влияние формализма права. Она является одним из средств формализации нормативного материала и упрощения структуры фактических составов. Формальность фикции также обусловливает возможность ее использования в юридическом процессе в качестве формального доказательства, не имеющего значения для познания объективной истины, но необходимого в целях процессуальной экономии. Категоричность фикции отрицает возможность осуществления сконструированной при ее помощи ситуации [6, с. 12-14]. Как отмечает И.Л. Ишигилов, юридическая фикция «звучит однозначно, признавая то или иное явление как существующее «без колебаний». Это привносит в регулирование общественных отношений ясность, понятность и определенность. Императивность фикции определяется ее юридической неопровержимостью. Общеобязательность фикции вытекает из общеобязательности нормы права, которая ее содержит. Как указывает И.Л. Ишигилов, этот признак адресован правоприменительным органам. Его содержание характеризуется тем, что правоприменительный орган должен поступать, исходя из положений, которые предписаны правовыми нормами, содержащими юридические фикции. Этот орган обязывают совершать юридически значимые действия при отсутствии точно корреспондирующих им реальных отношений. Правоприменительный орган должен поступить именно так, как предписано правом, несмотря на то, что налицо несуществующее положение, и это его не должно «смущать» [2, с. 5-9].

7. Произвольность формулирования фикции [6, с. 13-14]. Действительно, нет четких признаков, по которым можно было бы обнаружить в норме права юридическую фикцию. Не всегда она формулируется с помощью оборотов «как бы», «как если бы» или «считается». Особенно это справедливо для латентных фикций, которые можно обнаружить, только проведя сопоставительный анализ данной нормы права с другими. Кроме того, само по себе употребление определенного слова или оборота не дает еще оснований констатировать использование фикции. Нельзя сказать, что фикция как прием юридической техники применяется только в исключительных случаях; нередко этим приемом пользуются без особой нужды. На наш взгляд, выделение данного признака не добавляет к характеристике юридической фикции ничего специфического.

8. Редкость. Как отмечает Е.А. Джазоян, к использованию фикций законодатель и субъекты права прибегают достаточно редко [5, с. 22]. Полагаем, данный признак не является специфическим для юридической фикции. Так, презумпцию тоже нельзя назвать часто используемым приемом юридической техники.

9. Исключительность. Фикция применяется в ситуациях невосполнимой неопределенности или невозможности существования какого-либо явления в реальной действительности, когда другие технические приемы применять при регулировании соответствующих общественных отношений нецелесообразно или не столь эффективно.  Фикции сразу же выделяются из общего ряда средств юридической техники: они подменяют действительность. Именно в этом проявляется их исключительность: ведь они заставляют принимать за существующее несуществующее и наоборот [17, с. 13-16]. Полагаем, выделять данный признак юридической фикции излишне; – у каждого средства юридической техники свои назначение и сфера применения. Пкцияительность. суальный кодекс Российской Федерациита не дает еще оснований констатировать испоряд ли данный гражданин умер и

10. Ограничительный характер толкования. Как отмечает Е.А. Джазоян, толкование фикций не должно носить расширительный характер, так как фикция сама по себе уже выходит за рамки формальной определенности права [5, с. 12]. С этим утверждением автора можно согласиться, но вряд ли стоит выделять его в качестве отдельного признака юридической фикции – по сути, он вытекает из шестого признака.

11. Очевидность [6, с. 14]. Она характерна не для всех юридических фикций, поскольку существуют латентные, скрытые фикции, существование которых можно обнаружить только при толковании нормы права [5, с. 14].

12. Легальность. Как отмечает О.А. Курсова, это очень важный признак, который характеризует юридическую фикцию как совершенно законное явление. В связи с этим некоторые ученые так и говорят: «легальные правовые фикции» [6, с. 14]. Полагаем, такая формулировка неудачна. Достаточно именовать фикцию или легальной (законной), или правовой (т.е. соответствующей норме права). И.Л. Ишигилов предлагает использовать термин «юридическая фикция», предполагая ее законность. Как отмечает исследователь, легальность юридических фикций характеризуется еще и преднамеренностью их создания. Преднамеренность создания как признак юридической фикции ни одним ученым не выделяется, однако имеет очень большое значение. Преднамеренность создания говорит о том, что правотворческий орган сознательно, а не по какой-то ошибке, невнимательности или неосторожности, идет по такому пути регулирования общественных отношений. Создатель фикции специально жертвует истиной и создает определенное условное положение [2, с. 5]. Полагаем, выделение названных признаков не добавляет ничего нового к понятию юридической фикции: раз это средство юридической техники, то, стало быть, оно применяется на законных основаниях и вполне осознанно.

13. Юридические фикции употребляются с целью вызвать определенные юридические последствия. Эти правовые последствия могут быть абсолютно разными. Например, с целью сохранения тайны усыновления можно изменить запись даты и места рождения усыновленного ребенка – ст. 135 Семейного кодекса Российской Федерации; с целью процессуальной экономии ст. 118 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации предусматривает, что судебное извещение считается доставленным лицу, которое не сообщило о перемене своего места жительства во время производства по делу, по известному суду адресу, даже если лицо по этому адресу не проживает или не находится. Полагаем, данный признак очень важен, поскольку фикция всегда вызывает конкретные юридические последствия (потому она и юридическая).

С учетом проанализированных признаков юридической фикции как приема юридической техники, считаем возможным предложить следующее определение ее понятия: юридическая фикция – это прием юридической техники, при помощи которого конструируется юридически неопровержимое относительно ложное положение, которым существующее признается несуществующим и наоборот, содержащееся в источниках права или соглашении сторон и влекущее определенные юридические последствия.

1. Экман П. Почему дети лгут? М.: Педагогика-Пресс, 1993. С. 55; Он же: Психология лжи. Мн.: Питер, 2003.
2. Лотфуллин Р.К. Юридические фикции в гражданском праве. М.: Юрист, 2006.
3. Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948.
4. Французский гражданский кодекс / Под ред. Д. Г. Лаврова. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004.
5. Джазоян Е.А. Категория фикции в гражданском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006.
6. Курсова О.А. Фикции в российском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород; 2001.
7. Кислицын М.Х., Ратников А.Ю., Самойлов А.С. Правовые аспекты названия изобретения (научно-практический комментарий) // Современное право. 2001. № 9.
8. Танимов О.В. Юридические фикции и проблемы их применения в информационном праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саранск, 2004.
9. О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 8 октября 1998 г. № 13/14 // Вестник Высшего арбитражного суда Российской Федерации. 1998. № 11.
10. Ишигилов И.Л. Понятие юридических фикций // Сибирский юридический вестник. 2007. № 1.
11. Ильина Е.В. Особенности конституционно-правовых фикций <http://web.snauka.ru/issues/2011/08/1758&gt; (дата обращения: 11.09.2014).
12. Танимов О.В. Фикции в международном праве // Московский журнал международного права. 2004. № 4.
13. Гражданский кодекс Республики Азербайджан от 23 декабря 2005 г. <http://www.icpo-vad.tripod.com/civen.html> (дата обращения: 01.09.2014).
14. Зайцев И.М. Правовые фикции в гражданском процессе // Российская юстиция. 1997. № 1.
15. Исаков В.Б. Фактический состав в механизме правового регулирования. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1980.
16. Никиташина Н.А. Юридические предположения в механизме правового регулирования (правовые презумпции и фикции): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Абакан, 2004.
17. Танимов О.В. Система юридических фикций в современном российском праве // Вестник Российской правовой академии. 2007. № 1.

Все статьи автора «Филимонова Ирина Владимировна»