Гуреев Максим Вячеславович,

кандидат философских наук,

доцент кафедры теории, истории и философии культуры

НовГУ имени Ярослава Мудрого

Среди многих факторов, влияющих на возникновение ядерных кризисов, присутствуют также и моральные установки так называемых правящих элит. Их влияние не столь очевидно, как сугубо политические и экономические причины, но от этого не менее важно.

Под моралью мы будем понимать «форму общественного сознания и вид общественных отно­шений, направленных на утвержде­ние самоценности личности, равен­ства всех людей в их стремлении к счастливой и достойной жизни, выражающих идеал человечности, гуманистическую перспективу исто­рии. Мораль регулирует поведение человека во всех сферах общественной жизни: в труде, в быту, в политике, в науке, в семейных, личных, внутригрупповых, межклассовых и международных отношениях» [1]. Данная сфера человеческой идентификации и самоидентификации всегда отталкивается, в первую очередь, от усреднённых образцов и стандартов, ориентируется на удовлетворение интересов и потребностей если не всего, то, во всяком случае, большинства членов социума. Латинское слово «mores» переводится как «нравы», что этимологически свидетельствует о данной усреднённости.

Некоторые реципиенты, не соглашаясь с отчасти манипулятивной природой общественно ориентированной морали (в том числе в политике), могут возразить, что «в от­личие от правовых норм, соблюдение которых поддерживается и контролируется государственными органами, нормы морали опираются на общественное мнение и воздейст­вие, на убеждения, традиции и привычки» [2]. Доля правды в этом возражении будет, однако, любой социокультурный процесс следует рассматривать в диалектике, а не однобоко, учитывать динамику его развития и взаимопревращаемость его компонентов. С одной стороны нормы морали формировались спонтанно в повседневных практиках бытия обычных людей и влияли на политические практики элит; с другой, – наоборот, целенаправленно оформлялись правящими элитами для упорядочения поведения в социуме и прекращения гражданского хаоса.

При этом следует отметить тот факт, что наиболее эффективным функционирование и развитие моральных кодексов было там, где правящие элиты подавали личный пример следования тем или иным установленным заповедям. Достаточно аксиоматично на данный момент, что чем менее правящая элита следует формализованным нормам поведения, тем более она лишается уважения в стратифицированном обществе. Наглядным примером сего факта является, например, несоответствие декларативного содержания «Морального кодекса строителя коммунизма»[3] реальным практикам социально-политической коммуникации верхнего эшелона партийного аппарата. При этом такие личности, некогда стоявшие во главе государства, как М.С. Горбачев и ему подобные, брали на себя дерзость лицемерно утверждать нечто подобное: «Активизировать человеческий фактор мы стремимся и через демократизацию, совершенствование идеологической работы, оздоровление моральной атмосферы в обществе» [4].

Таким образом, налицо, как минимум, две стороны проблемы: первая фиксирует мораль и моральные кодексы в качестве эффективных инструментов для манипуляций массовым сознанием, вторая – затрагивает личное понимание и воплощение моральных установок правящими элитами в политической практике. Коль скоро «прин­ципы морали не допускают исключений, претендуют на абсолютность» и «от­ражают глубинные слои социально-исторических условий бытия челове­ка, его сущностные потребности»[5], то очевидна взаимосвязь морального облика того или иного общественного деятеля или группы деятелей и политики, проводимой ими внутри и вовне той структурированной общности, к которой они принадлежат.

Как утверждает современный писатель В.Н. Лимарев, «Государство должно бороться с различного рода паразитами: пиарщиками, специалистами по рекламе, политиками, использующими дорогие каждому человеку понятия и образы в своих корыстных целях. Безусловно, этих людей не следует сажать в тюрьму, не следует подвергать дискриминации, достаточно позиции моральных авторитетов, поддерживаемых государством, осуждение ими подобных действий. Но для этого государство должно быть авторитетно. Государство будет иметь авторитет, если руководящие органы, приняв определённые моральные установки, будут действовать в интересах общества, а не в корыстных интересах правящей элиты»[6].

Любой кризис имеет своими предпосылками определённые условия, специфическую конъюнктуру; не является исключением и кризис ядерный. Одними из первичных предпосылок его возникновения являются банальный человеческий эгоизм и хищнические инстинкты, узурпирующие право моральных установок на господство в массовом сознании. «Аномальные жизненные установки – следствие искажения правящей элитой базовых моральных принципов в результате переориентирования общества с созидательного труда на общее благо на труд во имя благополучия элиты общества в соответствии с их искажённым восприятием действительности и меркантильными целями. Изменения в верхних слоях общества переориентируют людей. Люди начинают осознавать, что верха только говорят об общем благе, а, по сути, заботятся только о своем благополучии. … эти нерадивые люди, действуя в рамках правил игры (законов), определённых политической элитой общества, умело манипулируя согражданами, достигают определённого положения в обществе» [7].

Вполне естественным образом возникает вопрос: «Каким образом эти люди приходят к власти, попадают на вершину политического айсберга?». Есть множество разнообразных путей для этого, и далеко не последнюю роль в этом процессе играет имидж конкретного политика, на который «влияют многие факторы: и его репутация, и внешний вид, и политическая программа, и его соответствие ожиданиям людей. Репутация политика отражена в слухах и историях про него, передаваемых устно и через СМИ. В них подчёркиваются его различные человеческие и деловые качества, способность быть лидером и его моральные установки. Такие качества, как честность и порядочность, надёжность и справедливость особенно важны для репутации политика. Отсутствие этих черт пагубно влияет на имидж политика» [8]. Исходя из этого, вполне закономерно, причём сразу же, на первый план встаёт морально-нравственная дилемма под названием «быть и казаться». Люди, стремящиеся сделать политическую карьеру, обладают, помимо прочих, и свойством хамелеона, способностью приспособления к окружающей среде и к смене «окраски» в зависимости от конкретной ситуации. Однако, при более глубоком рассмотрении оказывается, что хищническая политика свойственна не только правящим элитам, но и государствам в целом, которые эти элиты представляют.

Если вспомнить историю международных отношений конца XIX – начала XX вв., то можно увидеть, что ещё основоположники и предтечи современной концепции геополитики (Ф. Ратцель, Х. Маккиндер, А. Мэхэн и другие) фиксировали в качестве естественного и необходимого закона поедание крупными государствами государств более мелких [9]. Успешность политики того или иного государства во многом диктовалась его географическим положением, большими амбициями и хитроумной тактикой, а отнюдь не соблюдением моральных заповедей. Нередко, чем аморальнее была политика того или иного политического деятеля, стоявшего во главе государства (наглядный пример – Отто фон Бисмарк), тем эффективнее она была для его развития и продвижения. Эта аморальная установка на расширение рубежей своей державы во что бы то ни стало (макиавеллистский принцип «цель оправдывает средства») перешла по наследству и к правящим элитам середины конца ХХ века. Трансформировались и усовершенствовались вооружение, внешние формы захвата и контроля власти над миром, однако принципы и установки субъектов этой деятельности остались по существу теми же. На смену ружьям и гранатам пришло ядерное оружие, подконтрольные неправедным субъектам коммерциализированные СМИ, зомбирующие массовое сознание деструктивными образами, и тем страшнее угроза, которая нависла над мировыми культурами и цивилизациями.

Если изначально ядерное вооружение замышлялось как средство агрессии и мировой экспансии, потенциального шантажа и навязывания своей воли, то постепенно, по мере развёртывания гонки вооружений и приближения учёных к пограничной точке развития, оно превратилось в средство сдерживания своих конкурентов. Во всяком случае, в официальной прессе постоянно фигурировали и продолжают транслироваться фразы политиков о том, что это именно так. На самом же деле очевидно, что в постсоветские годы ни одна супердержава не сократила настолько свои ядерные силы, как бывший СССР. Остальные если и пошли, то лишь на незначительные, несущественные подвижки в этом направлении, что в очередной раз доказывает необходимость установления одной, общей для всех, универсальной морали. Во всяком случае, подразумеваются практики разумного ведения внешнеполитической деятельности. В противном случае смысл следования общемировым моральным заповедям обесценивается.

Сейчас мы живём уже далеко не в таких условиях, при которых можно безболезненно для своей страны подставлять правую щёку, если ударили по левой (к тому же, православные авторы давно прониклись этим принципом в расширенном варианте «подставь другую щёку, НО не дай ударить!»). Каждое неоправданное, невзвешенное послабление в пользу своих конкурентов может стать необратимым и роковым. В этом контексте моральные установки правящих элит обнаруживают свою значимость, как никогда ранее, чётко. Приход к власти в той или иной, глобально значимой державе таких субъектов, которые не только на словах, но и на деле, по примеру Никиты Сергеевича Хрущёва, будут готовы в порыве гнева показать всем «кузькину мать!», может стоить жизни всему человечеству.

Угроза «ядерной зимы» и других катастрофических для мира явлений, связанных с применением ядерного вооружения, а также их корреляция с моральными установками правящей и научно-интеллектуальной элит крупных государств неоднократно обсуждалась в России в ходе научно-практических конференций, общественных слушаний и т.п. В их числе: Соборные слушания «Ядерные вооружения и национальная безопасность России» (Свято-Данилов монастырь, 1996), Соборные слушания «Вера и знание» (1998), научно-практическая конференция «Проблемы взаимодействия русской православной церкви и ведущих научных центров России» (Саров – Москва, 2000) и другие.

Населённый пункт Саров стал местом взаимодействия церковнослужителей, ратующих за высокоморальную эксплуатацию новейшего смертоносного вооружения, и учёных Ядерного центра. В ходе бурных обсуждений широкого спектра современных проблем профессиональные исследователи (в подавляющем большинстве – естественники) и авторитетные представители официального российского православия пришли к согласованному выводу о том, что создание, совершенствование и поддержание боеготовности современного ядерного оружия защищает интересы народа России, что «сохранение российского оружия сдерживания является важнейшим фактором, стабилизирующим мировое устройство, предотвращающим сползание к губительной для мира однополюсной системе. Пацифистская критика деятельности российских учёных-оружейников исходит из кругов, либо недооценивающих последствия одностороннего разоружения России, либо непосредственно заинтересованных в её ослаблении» [10]. Если учёные взяли на себя обязательство по дальнейшей работе над совершенствованием оборонного ядерного комплекса России, то служители Русской Православной Церкви взвалили на свои плечи функции духовного наполнения, морального осмысления для компенсаторного использования соответствующего вооружения, ибо православие на протяжении своей более чем тысячелетней истории на Руси всегда играло роль морального возвышения и облагораживания человеческого духа, в том числе и в среде правящих элит.

Многие авторитетные мыслители прошлого, начиная, как минимум, с Аристотеля, рассматривали мораль как смыслообразующую сферу, оказывающую принципиально важное влияние на социальную регуляцию, в том числе и на политические практики. Ещё Т. Гоббс в XVII веке вполне адекватно принимал в расчёт тот факт, что возникновение морали обусловлено осознанием людьми невыгодности аномии, и оно отвечает потребностям в самосохранении и развитии; мораль, таким образом,  является важным социальным институтом, призванным обеспечить положительную стабильность общества [11]. Что касается международных отношений, то содержательно мораль представляет собой систему норм, призванных установить и сохранить мир между людьми и удержать их от раздора [12].

Как отмечают современные политологи, в контексте «холодной войны» и последующих политических событий сложились два отличающихся друг от друга подхода к ядерной проблеме: государственнический и пацифистский. Государственники по обе стороны политико-идеологического фронта (СССР и США) поддерживали и форматировали ядерную гонку в интересах национальной обороны. Пацифисты, напротив, критиковали водородную бомбу как оружие геноцида, требовали запрета на применение ядерного оружия, прекращение его испытаний, чтобы, в итоге, достичь ядерного разоружения.

Постепенно элементы пацифистской идеологии проникли и в умы государственников – по мере того, как морально адекватные, ответственные акторы политической элиты прониклись пониманием в отношении глобальных опасностей, которые содержит в себе хаотичное увеличение средств ядерного вооружения. Данное обстоятельство подтолкнуло основных антагонистов в биполярном противостоянии начать переговоры с целью лимитирования и сокращения ядерных арсеналов. В то же время была сгенерирована и закреплена посредством международного договора концепция нераспространения ядерного оружия, являющаяся на сегодняшний день принципиальным инструментом поддержания глобальной стабильности. У трезво мыслящих представителей правящих элит неизбежно возникают вопросы: «Во вред атомная бомба и подобные ей средства вооружения или во благо? Испытывать радость или приходить в смятение по поводу её изобретения? Может ли вообще быть сформулировано более-менее однозначное стратегическое решение по этой теме?».

Интересную призму видения в ядерной проблематике обнаружил на стыке двух тысячелетий митрополит Нижегородский Николай, который, по отношению к итогам трудов исследователей в атомном центре «Арзамас-16», озвучил следующую гипотезу: «Может, как раз молитвы Батюшки Серафима помогли тому, что создано оружие, которое стояло на страже России, за благо которой молился угодник Божий Серафим на камне в Саровском лесу» [13]. В этом рассуждении, несомненно, есть рациональное зерно: оно, казалось бы, внедрено в русло тенденции на закрепление авторитета православной церкви в современной России; однако, с другой стороны, привлечение знаковой фигуры популярного святого к анализу государственных программ по генерации и модернизации ядерного оружия в СССР не может не вызывать ряда вопросов. Нравственное естество полноценной личности не позволяет водружать ореол святости над атомной бомбой, применение которой чревато последней битвой Добра со злом и, как следствие этого, Концом света.

Даже для самого недальновидного обывателя очевидно, что феномен атомного оружия породило в мировой политике великое множество проблем разного рода. Моральная оценка такого объекта, как атомная бомба, не допускает упрощения, позиция прямолинейной религиозной соборности в этом контексте несколько затрудняет объективированные рецепцию и анализ. Как нам известно из общедоступных источников, американские физики, работавшие над созданием данного вида оружия, исходно ориентировались на то, чтобы достойно отражать ядерные амбиции гитлеровской Германии, которые, к счастью для всех стран, оказались нереализованными. Чуть позже основатели ядерного резерва США якобы обеспечивали сдерживание так называемого сталинского коммунизма. По вполне понятным причинам в СССР эта американская активность воспринималась в несколько ином ракурсе – как дерзкий вызов и прямая угроза безопасности нашего Отечества. На этом фоне вполне логично сформировалась соответствующая моральная мотивация у советских исследователей и конструкторов в конфиденциальном «Арзамасе-16».

Вся общественная история человечества по-своему парадоксальна; не стало исключением и то обстоятельство, что в условиях достаточно острого политического противоборства критеризация доброго и злого применительно к оценке мощностей и направленности различных видов ядерного оружия в США и в Советском Союзе интерпретировалась практически с противоположных позиций. По сути дела, возвышенная моральная миссия признавалась только в отношении собственного, национального цивилизационного продукта. Долгое время морально-архетипические символы эксплуатировались верхушкой той и другой номенклатуры в достаточно узких интересах политической пропаганды. Острые диспуты о том, какое именно ядерное оружие – советское или американское – является негативным фактором в мировом соотношении государственных сил, велись и в дипломатическом контексте [14].

Следует отметить, что ядерная бомба возникла не в одночасье – она была сгенерирована именно как продукт достаточно продолжительной погони сверхдержав за сверхоружием. Ни для кого не секрет, что к военно-технологическому соперничеству политиков подталкивает примитивная склонность разрешать перманентно возникающие международные и региональные проблемы посредством угрозы очевидной силой или её прямой эксплуатацией. Примечательно, что насилие и войны сопровождают человеческое общество с начала его неписаной истории; на данный момент у ряда не только развитых, но и развивающихся государств есть в наличии оружие небывалой ранее энергетической мощности, человечество ХХ столетия приобрело способность для начала акции глобально значимого самоуничтожения. В ответ на вопрос, почему не происходит самого худшего, знатоки наращивания и укрепления ядерной мощи предоставляют вполне однозначный линейный ответ: исходя из действующего между амбициозными государствами военного противостояния, постоянно репродуцируется взаимное ядерное сдерживание вкупе с устрашением.

В контексте разворачивания данного механизма каждую из оппозиционных сторон «элитных» прослоек от тлетворного соблазна решиться на ядерную агрессию удерживает естественный страх перед ответным нокаутом возмездия. Фундаментальный моральный недостаток употребления данного оружия – его гипертрофированно-избыточная и практически неизбирательная деструктивная мощность – внушает оправданный ужас, который приводит в прикладной ступор даже самых агрессивных «стратегов». Соответственно, получается, что моральный изъян ядерного оружия – это вовсе и не символический порок, а практическое достоинство, коль скоро начало страшной войны, по сути дела, оказывается заблокированным [15]. Очевидно злое начало становится подчинённым сложной телеологии латентного Добра.

Указанную моральную двойственность в оценке атомной бомбы на заре ядерного века достаточно удачно интерпретировал американский политолог теологического направления Рейнхольд Нибур: «…необходимость использования угрозы атомного уничтожения в качестве инструмента для сохранения мира представляет собою трагический элемент в нашей современной ситуации. Трагедия вызывает восхищение и одновременно – сожаление, поскольку она сочетает в себе высокое благородство и греховность» [16]. Феномен ядерной бомбы вполне правомерно можно трактовать в качестве наглядного выражения парадоксальности, трагедийности развития политических практик правящих элит и их морального облика.

Процесс развёртывания «холодной войны», в сущности, представлявший собою растянувшийся на несколько десятилетий глобальный кризис всей системы международных коммуникаций, был специфичен уникальным ростом напряжённости на мировой арене. Как отмечал посол по особым поручениям МИД РФ А.А. Обухов, на этой почве генерировались острые кризисы, в некоторых случаях даже перераставшие в крупные войны: на Корейском полуострове, в Индокитае, на Ближнем Востоке, вокруг Берлина и Кубы и т.д. Специфическим мотором «холодной войны», вобравшей в себя множество составляющих, были: во-первых, политико-идеологическое противостояние между социализмом и капитализмом; во-вторых, напряжённое советско-американское соревнование в наращивании ядерного вооружения. Как известно, в 1945 г. высшее руководство как США, так и СССР не было склонно к глубокой рефлексии по поводу моральных аспектов эксплуатации атомной бомбы. Данный вид оружия массового поражения представлялся, прежде всего, новым неотъемлемым критерием измерения традиционной силовой политики. Принципиальные вопросы, коррелирующие с таким оружием, были внесены в досье под рубрикой «национальная безопасность», с обозначенным условием допуска к нему только ограниченного круга особо доверенных лиц. Как это ни трагично для всего человечества, но атомные программы получили абсолютный стратегический приоритет как в Москве, так и в Вашингтоне [17]. Этический аспект ядерной проблемы ущемлялся и до сих пор профанируется в угоду узколобой политике. Несмотря на все эти обстоятельства, конец XX – начало XXI вв. поставили правящие элиты (как реальные, так и фиктивные) крупных государств перед острой необходимостью объективированно-критического переосмысления и моральной рефлексии ядерной политики в целом.

Диалектическое взаимодействие духовной и светской ветвей власти, правящей и культурно-интеллектуальной элит в контексте проблемы возникновения и решения ядерных кризисов остаётся актуальным и до сих пор. Это наглядно подтверждается во многочисленных прецедентных и современных практиках политической повседневности. Очевидно, что для основных современных политических акторов весьма затруднительно решать вопросы, которые ранее их предшественниками игнорировались или откладывались в долгий ящик, и на этом фоне тем более важным представляется сотрудничество правящих элит со специалистами в области социогуманитарных наук, в частности, политологии и прикладной этики.

Все статьи автора «Гуреев Максим Вячеславович»