В ряду проблем обеспечения эффективного противодействия экстремизму и терроризму сохраняет свою актуальность совершенствование правовых основ деятельности государства и отдельных его органов как субъектов рассматриваемой деятельности. Приоритетным в этом плане представляется, в частности, дальнейшее совершенствование Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»[1], особенно в том, что касается уточнения понятия «экстремизм», определения основных его форм (проявлений), круга субъектов противодействия экстремистским угрозам и их роли в этом процессе, а также ряда других вопросов.
А.Г. Хлебушкин считает, что «признак противоправности преступного экстремизма и терроризма носит двойственный характер – содержание преступной экстремистской деятельности предусмотрено нормами УК РФ и Закона № 114-ФЗ»[2]. По моему мнению, признак противоправности не имеет двойственного характера, поскольку закрепляется только российским уголовным законом, и по содержанию перечень, установленный в указанном Федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»[3], для УК РФ значения не имеет, тем более что по содержанию они совпадают лишь частично. Это взаимосвязано с требующей широкого обсуждения проблемой совершенствования правовой регламентации преступлений экстремистской направленности, в связи с чем возможно установление новых системообразующих признаков в УК РФ. В частности, имеется в виду совершение деяния в церкви или ином здании или помещении, предназначенном для исполнения религиозных обрядов (место преступления), либо в отношении специального субъекта (например, в отношении священнослужителя) и др.
По моему мнению, одним из основных направлений совершенствования антиэкстремистского «элемента» российского уголовного законодательства выступает обновление и совершенствование норм УК РФ об ответственности за совершение преступлений экстремистской направленности, что, несомненно, является актуальной необходимостью настоящего времени. Но модернизация уголовного закона должна происходить с учетом развития уголовных кодексов стран СНГ (в целях сохранения и развития сходной системности уголовного законодательства указанных государств), поскольку данные государства сталкиваются с «тождественными» криминальными угрозами, и одна из них – «экстремистские» преступления.
Думается, что следует предложить новое уголовно-правовое толкование термина «экстремизм» с учетом имеющихся двух взаимосвязанных подходов в данной области общественных отношений, которые, дополняя друг друга, объединяются понятием «преступления экстремистского характера». В первую очередь, это традиционно выделяемые в российском уголовном законодательстве преступления экстремистской направленности, где системообразующим критерием выступает мотив политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, с учетом того, что некоторые его положения являются спорными и вызывают обоснованную научную критику. Во вторую очередь, это преступления, связанные с экстремизмом, где основообразующим критерием выступают положения Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г.[4] как международные обязательства Российской Федерации. Таким образом, формальное закрепление возможно путем создания самостоятельной ст. 15 в Общей части УК РФ или примечания к ст. 15 УК РФ «Категории преступлений», где нужно установить, что преступлениями экстремистского характера признаются преступления, связанные с экстремизмом, и преступления экстремистской направленности.
В первом случае необходимо закрепить определение понятия «преступления экстремистской направленности» в статье Общей части УК РФ или примечании к статье УК РФ «Категории преступлений», где мотив политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы как системный признак закрепит структурное взаимодействие между отдельными, различными по характеру и степени общественной опасности деяниями.
Во втором случае следует определить исчерпывающий перечень преступлений, связанных с экстремизмом, исходя из положений указанной Шанхайской конвенции, что впрочем, не исключает возможности включения в данный список иных составов преступлений.
В итоге следует сделать вывод о том, что совершенствование категории преступлений экстремистской направленности в российском уголовном праве может быть осуществлено путем закрепления новой структуры Общей части УК РФ, обусловленной системным значением мотива политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы и международным нормативным правовым актом – Шанхайской конвенцией о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом.
Совершенствование Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»[5] могло бы включать ряд направлений, одним из которых есть основания считать необходимость приведения в соответствие понятий «экстремизм» и «терроризм» как явлений, где терроризм выступает, кстати согласно действующему законодательству, составным элементом экстремизма и терроризма[6]. В Федеральном законе от 27 июля 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму»[7] терроризм рассматривается как сложное социальное явление, основными элементами которого выступают определенного рода идеология насилия и собственно террористическая деятельность. Что касается Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», то экстремизм в нем отождествляется с экстремистской деятельностью, а в само понятие «экстремизм» соответствующая идеология не включена. В связи с этим желательно изменить наименование данного закона по аналогии с Федеральным законом «О противодействии терроризму», а также включить в ст. 1 действующего Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» в качестве п. 1 понятие «экстремизм» как антиобщественное социальное явление, включающее в себя экстремистскую идеологию и экстремистскую деятельность.
Вместе с тем важным представляется уточнить содержание экстремистской деятельности на основе строгого учета выработанных в науке признаков экстремизма и терроризма во избежание расширительного толкования этой деятельности. Например, есть основания для того, чтобы уточнить содержание п. 1 ст. 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», где в качестве одного из ее элементов указано «публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением». Указанное деяние, характеризуемое законом как элемент экстремистской деятельности, по нашему мнению, не содержит всех основных признаков экстремизма и терроризма. Изъятие данного положения из круга проявлений экстремизма и терроризма было бы обоснованным, поскольку в Уголовном кодексе Российской Федерации существует соответствующая норма – ст. 129 (клевета). Однако в силу высокой общественной опасности охватываемых им действий подобное деяние можно было бы рассматривать в УК РФ как особо опасную форму клеветы.
Целесообразным и обоснованным представляется также уточнение включенного в ст. 1 данного Федерального закона другого элемента экстремистской деятельности, а именно нарушения прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии. По моему мнению, требуется более четкое раскрытие признаков экстремистского характера указанных действий, поскольку такие нарушения могут иметь и иной, неэкстремистский характер, Заслуживают при этом внимания и другие соображения, например о нецелесообразности включения вышеприведенного положения закона в состав экстремистских проявлений по мотивам наличия в УК РФ состава преступления, предусмотренного ст. 136 и устанавливающего уголовную ответственность за совершение аналогичных деяний (однако без применения насилия). При этом высказывается мысль о том, что применение ст. 136 со ссылкой на ст. 63 УК РФ обеспечит адекватную квалификацию совершенных деяний[8].
Бросается в глаза неоправданная двойственность в определении действующим законодательством принципов противодействия экстремизму и терроризму. С целью достижения большей согласованности в указанных двух соподчиненных сферах деятельности государства было бы желательно, во-первых, соотнести принципы противодействия экстремистской деятельности и принципы противодействия терроризму, содержащиеся в соответствующих федеральных законах, с тем общим, что имеется в обоих негативных явлениях и в противодействии им. Это необходимо для исключения противоречий и пробелов в организации этого противодействия. В частности, необходимо в число принципов противодействия экстремизму и терроризму включить принцип системности противодействия и комплексности использования социально-экономических, политических, правовых, информационно-пропагандистских, специальных и других мер в связи с многообразием проявлений и детерминант экстремизма и терроризма, а также принцип координации, поскольку сама логика осуществления противодействия экстремистской деятельности предполагает необходимость систематического согласования деятельности различных и, кстати, многочисленных субъектов противодействия экстремизму и терроризму на всех уровнях осуществления их взаимодействия.
Особое место в числе актуальных проблем повышения эффективности противодействия экстремизму и терроризму занимает вопрос об уточнении понятия «система преступлений экстремистской направленности», являющийся в течение ряда лет предметом активной научной дискуссии и спорным в правоприменительной практике.
Так, С.В. Борисов и А.В. Жеребченко высказали предложение о том, что в прим. 2 к ст. 282 УК РФ определяются не преступления экстремистской направленности, а преступления экстремистского характера, так как указанные посягательства никуда и ни на что не направлены, а отличаются от других уголовно наказуемых деяний в основном присущими им специфическими мотивами[9]. Также они отмечают, что понятие «преступления экстремистского характера» более широкое и объемное. Это действительно так. Но, по моему мнению, предлагаемое усложнение превратит конструкцию данных посягательств в более аморфную и рыхлую структуру, так как с учетом закрепления понятия «преступления экстремистской направленности» в прим. 2 ст. 282 УК РФ они, как минимум, направлены против основ конституционного строя и безопасности государства.
Также следует учитывать, что отличительное свойство, особенность, качество данного вида преступлений состоит не только в мотивах, но и в целях, возникающих на их основе, – в преступном неприятии иных политических, идеологических, расовых, национальных и религиозных воззрений и социальной принадлежности.
В решающей степени сложившееся положение обусловлено целым рядом, в том числе уже упоминавшихся, противоречий, возникших к настоящему времени в законодательстве об экстремизме и терроризме. Среди них наиболее значительными являлись:
¾ наличие двух различающихся подходов к определению экстремистской преступности (условно говоря, «насильственного» и «мотивационного» подходов), содержащихся соответственно в Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (насильственные посягательства на конституционный строй и общественную безопасность) и в Уголовном кодексе Российской Федерации в примечании кст. 2821 (преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы)[10];
¾ приоритетное использование в качестве определяющего признака экстремистских преступлений мотива их совершения (при том что характер мотивации совершаемых действий не является, как видно из смысла Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»[11], единственным признаком экстремистской деятельности);
¾ невключение преступлений террористического характера в прямой постановке (согласно примечанию 2 к ст. 2821 УК РФ) в состав экстремистских преступлений, хотя террористическая деятельность, как и ряд других общественно опасных деяний, по букве Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» рассматривается как интегративный элемент последней[12];
¾ отнесение к преступлениям, дающим основание считать организацию террористической, согласно п. 2 ст. 24 Федерального закона «О противодействии терроризму», ряда уголовно наказуемых деяний, которые, как справедливо отмечает А.И. Долгова, не имеют признаков терроризма (например, насильственный захват или насильственное удержание власти, вооруженный мятеж и др.) и характеризуются явной направленностью против основ конституционного строя[13]. В результате понятие «преступление экстремистской направленности», вытекающее из примечания к ст. 282 УК РФ, может толковаться ограничительно и вести к не совпадающему с положениями Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» представлению о соотношении экстремизма и терроризма с терроризмом как якобы самостоятельных, не связанных иерархическими отношениями явлений. Что касается отнесения к группе преступлений, упоминаемых в качестве основания признания организации террористической, ряда насильственных антигосударственных деяний, не имеющих террористической природы, то такая конструкция (без соответствующих оговорок о целях этих преступлений) может породить размытые представления о терроризме, его характерных чертах и одновременно трудности для правоприменения в сфере защиты основ конституционного строя.
Учитывая вышеизложенное и опираясь на принципиальное положение Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»[14] относительно соотношения экстремизма с терроризмом как целого и части, представляется обоснованным при определении преступлений экстремистской направленности исходить из признания сложной природы экстремизма и терроризма вообще и из двоякой природы признаков экстремистской деятельности в частности[15], а именно, во-первых, из направленности экстремистской деятельности на насильственное противоправное изменение, упразднение или дестабилизацию существующей социально-политической системы, ее институтов и демократических основ; во-вторых, из мотивации причинения вреда охраняемым законом интересам личности, общества и государства по мотивам национальной, расовой, религиозной и иной вражды и ненависти. Вполне обоснованными в этой связи представляются выводы, которые сделал Р.М. Узденов[16], предложивший относить к преступлениям экстремистской направленности преступные деяния, совершенные по экстремистским мотивам и (или) в экстремистских целях, а также соответствующие суждения Р.С. Тамаева[17]. Предложенный подход вполне может быть положен в основу типологии преступлений экстремистской направленности.
Вместе с тем заслуживают внимания и иные позиции, предлагающие проведение упомянутой типологии по другим критериям, в том числе по характеру преступных действий, по объекту посягательств субъектов экстремизма и терроризма. В первом случае могут выделяться преступления экстремистской направленности насильственного, агитационно-пропагандистского, организационного характера. Во втором случае, который представляется более предпочтительным, исходя из сложного состава экстремистских проявлений преступного характера, специфики их направленности, особенностей объекта посягательств, система экстремистских преступлений могла бы включать три основные подсистемы:
¾ террористические преступления (ст. 205, 205, 206, 208, 211,277,360 УК РФ);
¾ преступления против основ конституционного строя (ст. 278, 279, 280, 282, 282, 282 УК РФ);
¾ иные преступления экстремистской направленности (ст. 136, 141, 149, 239 УК РФ и др.).
Таким образом, данная конструкция системы преступлений экстремистской направленности базируется на устойчивых особенностях соответствующих посягательств каждого вида, создает стабильную объективную основу для специализации субъектов противодействия экстремистским преступлениям по соответствующим направлениям и может быть использована, по нашему мнению, в разработке концептуальных предложений по построению объективно необходимой общегосударственной системы защиты личности, общества и государства от угрозы экстремизма и терроризма.
Библиографический список
- Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации от 29 июля 2002 г. № 30 ст. 3031.
- Хлебушкин А.Г. Экстремизм: уголовно-правовой и уголовно-политический анализ: монография / А.Г. Хлебушкин. – Саратов, 2011. – С. 30.
- Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации от 29 июля 2002 г. № 30 ст. 3031.
- Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (заключена в г. Шанхае 15.06.2001) // Собрание законодательства РФ. 13 октября 2003 г. № 41. Ст. 3947.
- Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации от 29 июля 2002 г. № 30 ст. 3031.
- Долгова А.И. Экстремизм и терроризм, террористические и иные экстремистские преступления: понятие, анализ, динамика // Экстремизм и другие криминальные явления. – М.: Академия, 2011. – С. 22, 23.
- Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» // Собрание законодательства Российской Федерации от 13 марта 2006 г. № 11 ст. 1146.
- Тамаев Р.С. Экстремизм и национальная безопасность: правовые проблемы/ Р.С. Тамаев. – М.: Инфра-М, 2009. – С. 101.
- Борисов С.В. и др. Квалификация преступлений экстремистской направленности / С.В, Борисов, А.В. Жеребченко. – М.: Статут, 2011. – С. 8.
- Долгова А.И. Экстремистская преступность и ее динамика / А.И. Долгова // Экстремизм: понятие, система противодействия и прокурорский надзор. – М.: Норма, 2009. – С. 30-33.
- Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации от 29 июля 2002 г. № 30 ст. 3031.
- Кочан С.А. Терроризм и экстремизм. Уголовно-правовая характеристика / С.А. Кочан. – М.: Омега-Л, 2010. – С. 41, 42.
- Долгова Л.И. Экстремистская преступность и ее динамика // Экстремизм: понятие, система противодействия и прокурорский надзор. – СПб.: Питер, 2013. – С. 25.
- Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации от 29 июля 2002 г. № 30 ст. 3031.
- Жилкин М.Г. Уголовно-правовые аспекты борьбы с экстремизмом // Экстремизм и другие криминальные явления. – М.: Академия, 2011. – С. 42.
- Узденов Р.М. Экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия: автореф. дис…. к.ю.н. – М., 2008. – С. 11.
- Тамаев Р.С. Экстремизм и национальная безопасность: правовые проблемы/ Р.С. Тамаев. – М.: Инфра-М, 2009. – С. 107.